| AnyaRadosti | Дата: Среда, 21.07.2021, 06:11 | Сообщение # 1 |
 Принцесса
Группа: Амазонки
Сообщений: 133
Статус: Offline
| — Анализ процедуры объяснения. — Элементы научного объяснения, — Причинные и вероятностные объяснения. — Экспланандум и эксплананс. — Оправдание телеологических объяснений и понятие эмерджентности. — Теорема о неполноте К. Геделя. Комментарии С. Клини, О. Нагеля, Г. Брутяна.
Плодотворным в научном отношении продолжателем деятельности Венского кружка стал немецко-американский философ Карл Густав Гемпель (1905—1997),которого считают представителем аналитической философии. Гемпелю удалось четко сформулировать и в полной мере проанализировать ряд основных проблем логического позитивизма. Он получил исходное образование в области физики и математики. Испытал влияние взглядов Шлика, Рейхенбаха и Карнапа. Исследователи сообщают, что он был членом берлинской группы Рейхенбаха школы логического позитивизма. Однако Гемпель также учился в Вене у Морила Шлика, поэтому в своих взглядах он совмещает идеи обеих групп. В 1934 г., получив в Берлине степень доктора философии, эмигрирует в США, затем преподает в Чикаго, Нью-Йорке, Йельском университете. С 1955 по 1973 г. работает в Принстонском
университете (и сегодня факультет философии возглавляет бывший студент Гемпеля Поль Бенасерафф). После выхода на пенсию продолжал преподавать в университете Питсбурга и в качестве приглашаемого профессора читал лекции в университетах Колумбии и Гарварда. Гемпель внес существенный вклад в методологию и философию науки. Его работа «Критерии смысла» (1950) и более поздняя его точка зрения состоит в том, что различие между значением и бессмыслицей предполагает различные степени осмысленности. В качестве исходных единиц должны рассматриваться не отдельные утверждения, а системы утверждений. Гемпель обращает особое внимание на понятие подтвер-ждения, которое в позитивистской традиции было отброшено по причине его сходства с верификацией. Другой проблемой, представлявшей для него интерес, была проблема выяснения отношений между «теоретическими терминами» и «терминами наблюдения». Как, например, термин «электрон» соответствует наблюдаемым сущностям и качествам, имеет наблюдательный
смысл? Чтобы найти ответ на поставленный вопрос, он вводит понятие
«интерггретативная система». В так называемой «Дилемме теоретика» Гемпель показал, что при принятии редукционизма, сводящего значение теоретических терминов к значению совокупности терминов наблюдения, теоретические понятия оказываются лишними для науки. Но если же при введении и обосновании теоретических терминов полагаться на интуицию, то они вновь окажутся излишними. «Дилемма теоретика» сильно поколебала позиции позитивизма, так как стало ясно, что теоретические термины не могут быть сведены к терминам наблюдения. И никакая комбинация терминов наблюдения не может исчерпать теоретических терминов.
Эти положения имели огромное значение для теоретической ориентации всего
направления философии науки. «Дилемма теоретика», по мнению исследователей, может быть представлена в следующем виде:
1. Теоретические термины либо выполняют свою функцию, либо не выполняют ее.
2. Если теоретические термины не выполняют своей функции, то они не нужны.
3. Если теоретические термины выполняют свои функции, то они устанавливают связи между наблюдаемыми явлениями.
4. Но эти связи могут быть установлены и без теоретических терминов.
5. Если же эмпирические связи могут быть установлены и без теоретических
терминов, то теоретические термины не нужны.
6. Следовательно, теоретические термины не нужны и когда они выполняют
свои функции, и когда они не выполняют этих функций.
Гемпель совершенно справедливо утверждал, что «научное исследование в
различных своих областях стремится не просто обобщить определенные события в мире нашего опыта: оно пытается выявить регулярности в течении этих событий и установить общие законы, которые могут быть использованы для предсказания, ретросказания и объяснения. Больших успехов он достиг в анализе объяснения на основании модели, которая сейчас известна как «дедуктивная модель», или «модель охватывающих законов». Согласно этой модели событие объясняется, когда утверждение, описывающее это событие, дедуцируется из общих законов и утверждений, описывающих предшеству-ющие условия; общий закон является объясняющим, если он дедуцируется из более исчерпывающего закона. Гемпель впервые четко связал объяснение с дедуктивным выводом, дедуктивный вывод с законом, а также сформулировал условия адекватности объяснения.
Гемпель затронул и проблему неопределенности в том ее аспекте, когда
необходимы размышления о модели принятия решений. В частности, он предложил понятие «эпистемологической пользы» для объяснения понятий «принятия гипотезы» в модели принятия решения в условиях неопределенности. Эти доводы послужили ответом на возникшую полемику по отношению к проблеме исторического объяснения и объяснения человеческих действий. Они были изложены к его работе «Дедуктивно-номологическое в противовес статистическому объяснению» (1962). Считается, что результаты исследований Гемпеля по проблеме объяснения стали основной частью его наследия. Его известное (переведенное на русский язык) произведение «Мотивы и "охватывающие" законы в историческом объяснении» ставит проблему отличия законов и объяснений в естествознании от истории, что само по себе опровергает идею унифицированной науки и ее единого языка. Совместно с П. Оппенгеймом Гемпель построил теорию дедуктивно-номологического объяснения. Суть ее в следующем: некоторое явление считается объясненным, если описывающие его предложения логически выводятся из законов и начальных условий.
В работе «Функция общих законов истории» Гемпель утверждает, что «общие
законы имеют достаточно аналогичные функции в истории и в естественных науках, что они образуют неотъемлемый инструмент исторического исследования и что они даже составляют общие основания различных процедур, которые часто рассматриваются как специфические для социальных наук в отличие от естественных». Тема объяснения исторических законов не могла не волновать его как мыслителя и методолога, тем более что годы его жизни приходились на весьма бурное время, когда именно вопрос о том, какой будет человеческая история и какую из возможностей реализует человечество, был чрезвычайно актуальным и насущно важным. Он был далек от того, чтобы предписывать истории схемы последующего развития, однако проблема, связанная с поиском закономерности исторического процесса, вызывала у него пристальный интерес. И Гемпель, и Оппенгейм, как и многие другие прогрессивные деятели науки, были противниками нацистского режима. Перебравшись в Брюссель, Гемпель и Оппенгейм плодотворно работали совместно несколько лет. Как вспоминает Оппенгейм, за годы, проведенные в Брюсселе, они приобрели приятный опыт совместных поездок на философские конгрессы в Париж, Копенгаген и Кембридж, что дало счастливую возмож-ность встретить таких ученых, как Нильс Бор, Отто Нейрат, Карл Поппер и Сюзан Стеббинг. В сентябре 1937г. Гемпель уехал в США, где получил годичную стажировку в университете Чикаго. В воспоминаниях 1969 г. Поля Оппенгейма о Карле Густаве Гемпеле, которого друзья звали Петером, дается высокая оценка научным достижениям и личностным качествам Гемпеля, подчеркивается его толерантность, абсолютная надежность и в большом и в малом, безмерное трудолюбие в работе, даже в ущерб своему отдыху.
Когда произошел шутливый спор между друзьями о том, смог ли бы Петер совершить убийство, были высказаны две причины отрицательного ответа на данный вопрос: первая и очевидная причина — это его доброта, и вторая — отсутствие у него времени.
Когда в 1939 г. Оппенгейм переехал в США, их совместное сотрудничество
продолжалось, и особый исследовательский интерес был направлен на формулировку точного определения «степени подтверждения». «Но все это время мы слышали от Карнапа, что он работает практически над той же самой проблемой, и нам было интересно — чтобы не сказать больше — продвигается ли он в том же направлении. К счастью, скоро мы смогли это узнать, поскольку Карнап пригласил Петера провести остаток лета с ним в его загородном доме в Санта-Фе. Мы договорились, что Петер телеграфирует: «Остановить работу», — если увидит, что Карнап продвинулся далеко вперед, или если обнаружит значительный недостаток в нашем подходе. Несколькими днями позже пришла роковая телеграмма.... Однако на самом деле мы не остановили работу, а изменили наш подход. И результаты были опубликованы в том же журнале «Философия науки», в котором Карнап впервые представил свой подход к проблеме. Карнап прозвал наше понятие (по инициалам авторов — Hempel, Helmer, Oppenheim) «понятием подтверждения Н2О». Анализируя весь исторический арсенал процедуры объяснения, Гемпель пришел к выводу о необходимости различения метафор, не имеющих объяснительного значения, набросков объяснений, среди которых были научно приемлемые и псевдо-объяснения, или наброски псевдо-объяснений и, наконец, удовлетворительные
объяснения. Он предусмотрел необходимость процедуры дополнения, предполагающую форму постепенно растущего уточнения используемых формулировок, чтобы набросок объяснения можно было бы подтвердить или опровергнуть, а также указать приблизительно тип исследования. Он обращает внимание и на процедуру реконструкции. Здесь важно осознать, каковы лежащие в основе объяснительные гипотезы, и оценить их область и эмпири-ческую базу. «Воскрешение допущений, похороненных под надгробными плитами «следовательно», «потому что», «поэтому» и т.п., часто показывает, — замечает логик, — что предлагаемые объяснения слабо обоснованы или неприемлемы. Во многих случаях эта процедура выявляет ошибку утверж-дения. <...> Например, географические или экономические условия жизни группы людей можно принять в расчет при объяснении некоторых общих черт,
скажем, их искусства или морального кодекса; но это не означает, что таким
образом мы подробно объяснили художественные достижения этой группы людей или систему их морального кодекса». Из описания географических или экономических условий невозможно вывести подробное объяснение аспектов
культурной жизни. Гемпель выявляет еще одно обстоятельство или одну часто применяемую методологическую процедуру, которая не всегда успешно способствует правильному объяснению. Это обособление одной или нескольких важных групп фактов, которые должны быть указаны в исходных условиях и утверждении того, что рассматриваемое событие «детерминируется» и, следовательно, должно объясняться в терминах только этой группы фактов. Он указывает на имеющее место использование подобного трюка.
Основной тезис Гемпеля состоит в том, что в истории не в меньшей степени,
чем в другой области эмпирического исследования, научное объяснение может быть получено только с помощью соответствующих общих гипотез или теорий,
представляющих собой совокупность систематически связанных гипотез. При этом он понимает, что такой подход контрастирует с известной точкой зрения, что настоящее объяснение в истории достигается с помощью метода, специфически отличающего социальные науки от естественных, а именно метода эмпатического мышления. «Историк, как говорят, представляет себя на месте людей, включенных в события, которые он хочет объяснить; он пытается как можно более полно осознать обстоятельства, в которых они действовали, и мотивы, руководившие их действиями; и с помощью
воображаемого само-отождествления с его героями он приходит к пониманию, а следовательно, и к адекватному объяснению интересующих его событий». То есть историк пытается осознать, каким образом он сам действовал бы в данных условиях и под влиянием определенных мотивов своего героя, он на время обобщает свои чувства и общее правило и использует последнее в качестве объяснительного принципа для истолкования действий рассматриваемых людей. Эта процедура в некоторых случаях, отмечает Гемпель, может оказаться эмпирически полезной, но ее использование не гарантирует правильности полученного таким образом исторического объяснения. Историк может, например, быть неспособным почувствовать себя в роли исторической личности, которая больна паранойей. Тем не менее подобный метод часто применяется и профессионалами, и непрофессионалами, сам по себе не составляя объяснения. По сути, это эвристический метод. «Его функция состоит в предположении некоторых психологических гипотез».
Гемпель считает возможным отождествлять понятия «общий закон» и «гипотеза универсальной формы». Сам же закон он определяет следующим образом: в каждом случае, когда событие определенного вида П (причина) имеет место в определенном месте и в определенный момент времени, событие определенного вида С (следствие) будет иметь место в том месте и в тот момент времени, которое определенным образом связано с местом и временем появления первого события. Гемпель проводит чрезвычайно плодотворный анализ процедуры объяснения. Основной функцией законов естественных наук, по его мнению, является связь событий в структуре, обычно называемой объяснением и предсказанием. Объяснение состоит в указании причин или детерминирующих факторов. Полное описание индивидуального события требует утверждений обо всех свойствах, характеризующих пространственную область или индивидуальный объект в течение всего периода времени, в который происходит рассматриваемое событие. Эта задача никем не может быть выполнена полностью, замечает Гемпель. Индивидуальное событие
невозможно объяснить полностью с учетом всех характеристик с помощью
универсальных гипотез (законов). Гемпель считает, что история может «схватить уникальную индивидуальность» объектов своего изучения не более, чем физика или химия. При этом следует отличать подлинное объяснение от псевдо-объяснений, которые опираются на такие понятия, как энтелехия, историческая миссия, предопределение судьбы. По мнению Гемпеля, объяснения подобного рода основываются скорее на метафорах, чем на
законах, они выражают образные и эмоциональные впечатления вместо
проникновения в фактуальные связи; они подставляют смутные аналогии и
интуитивную «приемлемость» на место дедукции из проверяемых утвержде-ний и являются, следовательно, неприемлемыми в качестве научного объяснения. Научное объяснение включает в себя следующие элементы:
а) эмпирическую проверку предложений, говорящих об определенных условиях;
б) эмпирическую проверку универсальных гипотез, на которых основывается
объяснение;
в) исследование того, является ли объяснение логически убедительным.
Предсказание, в отличие от объяснения, состоит в утверждении о некотором
будущем событии. Здесь даны исходные условия, а следствие еще не имеет место, но должно быть установлено. Гедель обращает внимание на то, что процедуры в объяснении и предсказании переворачиваются. И можно говорить об их структурном равенстве. Очень редко, однако, объяснения формулируются столь полно, что могут проявить свой предсказательный характер, чаще объяснения неполны. Историческое объяснение также имеет целью показать, что рассматриваемое событие было не просто «делом случая», но ожидалось в силу определенных предшествующих или одновременных условий. Ожидание, на которое ссылаются, не является пророчеством или божественным предсказанием; это рациональное научное предчувствие, основывающееся на предположении об общих законах. Гемпель, пытаясь разобраться в причинах того, почему большинство объяснений в истории и социологии не включает утверждения о предполагаемых законах, приходит к следующим выводам. Во-первых, данные законы часто относят к законам социальной психологии и рассматривают как само собой разумеющиеся. Во-вторых, очень трудно бывает сформулировать лежащие в основе предположения явным образом с достаточной точностью. Если конкретная революция объясняется с помощью ссылки на возрастающее недовольство со стороны большей части населения опреде-ленными доминирующими условиями жизни, ясно, что в этом объяснении
предполагается общая регулярность, но мы с трудом можем сформулировать то, какая степень и какая форма недовольства предполагается и какими должны быть условия жизни, чтобы произошла революция. Аналогичные замечания применимы ко всем историческим объяснениям в терминах классовой борьбы, экономических или географических условий, интересов определенных групп населения и т.п. Все они основываются на предположении универсальных гипотез, связывающих определенные характеристики индивидуальной жизни или жизни группы людей с другими, содержание гипотез скрыто в предполагаемых конкретных объяснениях, его можно реконструировать только весьма приблизительно.
Объяснения в истории могут рассматриваться и как причинные, и как вероят-ностные. Гемпель более склоняется к тому мнению, что представляется возможным и оправданным трактовать некоторые объяснения, предлагаемые в истории, как основанные на предположении скорее вероятностных гипотез, чем на общих «детерминистических» законах, т.е. законах в форме универсальных условий. Он повторяет вновь и вновь, что объяснения, включающие понятия, не функционирующие в эмпирически проверяемых гипотезах, такие как «энтелехия» в биологии, «историческое предназначение нации» или «самореализация абсолютного разума» в истории, являются метафорами, не обладающими познавательным содержанием. Поэтому в большинстве случаев объяснительный анализ исторических событий есть лишь набросок объяс-нения, состоящий из более или менее смутного указания законов и
исходных гипотез.
Обращение к столь распространенному методу понимания, по Гемпелю, не
эффективно, хотя и обусловлено тем, что историк старается представить изучаемое явление как нечто правдоподобное или «естественное». В истории, как и везде в эмпирических науках, объяснение явления состоит в подведении его под общие эмпирические законы — таков его общий вывод. Гемпель также обращает внимание на широко применяемую процедуру интерпретации, приписывания значения, анализу понятий «детерминация» и «зависимость». При этом он отмечает, что только установление конкретных законов может наполнить общий тезис научным содержанием, сделать его доступным
эмпирической проверке и обеспечить его объяснительной функцией. Гемпель
обращает внимание и на то, что исторические исследования часто используют
общие законы, установленные в физике, химии, биологии. Например, пораже-ние армии объясняют отсутствием пищи, изменением погоды, болезнями и т.п.
Определение дат в истории с помощью годичных колец деревьев основывается на применении определенных биологических закономерностей. Различные методы эмпирической проверки подлинности документов, картин, монет используют физические и химические теории. Однако во всех случаях прошлое никогда не доступно прямому изучению и описанию.
Всячески стараясь подчеркнуть методологическое единство эмпирических наук, Гемпель приходит к двум выводам. Это, во-первых, «неоправданность разграничения в эмпирической науке «чистого описания» и «гипотетического обобщения и построения теорий», ибо они нераздельно связаны в процессе научного познания; во-вторых, вывод о несостоятельности попытки установления четких границ между различными областями научного исследования и автономного развития каждой из областей.
В «Логике объяснения» — другой серьезной работе Карла Гемпеля —
утверждается, что объяснить явления в мире нашего опыта — значит ответить
скорее на вопрос «почему?», чем просто на вопрос «что?». Это одна из важнейших задач любого рационального исследования. Наука всегда стремилась выйти за пределы описания и прорваться к объяснению. Акцент на процедуре объяснения — своего рода реакция на тезис, выдвинутый первым позитивизмом, в частности О. Контом, который призывал описывать и предсказывать. Но если объяснение — одна из главных задач науки, то в чем же ее характеристики и основные функции? Объяснение опирается на общие законы. Данное положение Гемпель иллюстрирует тем, что обращает внимание на пример, когда человеку в лодке часть весла, находящаяся под водой, представляется надломанной вверх. Это явление объясняется с помощью общих законов — в основном закона преломления и закона оптической плотности сред: вода обладает большей оптической плотностью, чем воздух. Поэтому вопрос «Почему так происходит?» понимается в смысле: «Согласно
каким общим законам так происходит?» Однако вопрос «почему?» может возникать и по отношению к самым общим законам. Например, почему распространение света подчиняется закону преломления? Отвечая на него, представители классической физики будут руководствоваться волновой теорией света. Таким образом, объяснение закономерности осуществляется на основе подведения ее под другую более общую закономерность. На основе этого Гемпель выводит двух частную структуру объяснения:
• экспланандум —описание явления;
• эксплананс— класс предложений,которые приводятся для объяснения данного явления.
Эксплананс, в свою очередь, разбивается на два подкласса: один из них
описывает условия; другой — общие законы.
Экспланандум должен быть логически выводим из эксплананса — таково
логическое условие адекватности. Эксплананс должен подтверждаться всем
имеющимся эмпирическим материалом, должен быть истинным— это эмпирическое условие адекватности.
Неполные объяснения опускают часть эксплананса как очевидную. Причинные
или детерминистские законы отличаются от статистических тем, что последние
устанавливают то, что в перспективе определенный процент всех случаев,
удовлетворяющих данному набору условий, будет сопровождаться явлением
определенного типа.
Гемпель прав в том, что принцип причинного объяснения срабатывает и в
естественных, и в общественных науках. Он даже предлагает устранить формальное различие между мотивационным и причинным объяснением. Объяснение действий в терминах мотивов агента иногда рассматривается как особый вид телеологического объяснения. Но термин «телеологическое» ошибочен, если он не подразумевает причинного объяснения. Тем не менее телеологическое объяснение совершенно необходимо, особенно в биологии, так как оно состоит в объяснении характеристик организма посредством ссылок на определенные цели, которым эти характеристики служат. Они существенны для сохранения жизни организма или сохранения вида.
Гемпель предпринимает очень любопытное оправдание телеологических объяснений. «Возможно, — пишет он, — одной из причин устойчивости телеологических рассуждений в биологии является плодотворность
телеологического подхода как эвристического: биологические исследования,
будучи психологически мотивированы телеологической ориентацией в плане поиска целей в природе, часто приводят к важным результатам, которые могут быть выражены с помощью нетелеологической терминологии и которые увеличивают наше научное знание причинных связей между биологическими явлениями. <...> Другой аспект обращения к телеологическим рассуждениям — их антропоморфный характер. Телеологическое объяснение заставляет нас почувствовать, что мы действительно понимаем объясняемое явление, так как оно рассматривается в понятиях цели и задачи, с которыми мы знакомы из нашего собственного опыта целесообразного поведения».
А вот понимание процедуры объяснения как сведения чего-то незнакомого к
знакомому, по мнению автора, ошибочно. Ссылка на незнакомые нам гравитационные поля представляет собой существенный элемент объяснения. Гемпель уделяет особое внимание понятию эмерджентности, используемому для характеристики явлений как «новых» и неожиданных в психологическом смысле, и как необъяснимых, непредсказуемых — в теоретическом. Однако с ученым можно не согласиться в той части его выводов, когда он утверждает, что «эмерджентность какой-либо характеристики явления не есть онтологическое свойство самого явления; скорее это показатель пределов нашего знания в данное время; следовательно, он имеет относительный характер, а не абсолютный». На самом деле эмерджентность в значении принципиальной непредсказуемости и неопределенности укоренена бытийственно. Она может быть понята как неустранимый атрибут универсума, который располагает такого рода объектами, сложность которых, а также траектория их поведения принципиально непредсказуемы. Они вариативны в весьма широких пределах. Логико-концептуальное наследие мыслителя богато и еще ждет своего освоения и полноценного использования в контексте эпистемологии и философии науки. Для современников Гемпель был самым последним, долгое время остававшимся в живых, членом Венского кружка. Он прожил до 92 лет и умер от пневмонии. Австрийский логик и математик Курт Гедель (1906—1978),занимаясь математической логикой, теорией множеств, теорией моделей, пришел к важнейшему результату — доказательству неполноты достаточно богатых непротиворечивых формальных систем. Он показал, что в таких системах имеются правильно построенные предложения, которые в рамках этих систем не могут быть ни доказаны, ни опровергнуты. В сокровищнице интеллектуального наследия современников оказалась сформулированная им в 1931 г. известная теорема о неполноте. Она гласит: если формальная система непротиворечива, то она неполна. Поскольку в любом языке существуют истинные недоказуемые высказывания, то вторая его теорема утверждает: если формальная система непротиворечива, то невозможно доказать ее непротиворечивость средствами, формализуемыми в этой системе. Данные выводы обосновывают принципиальную невозможность полной формализации научного знания в целом. Косвенным образом они приводят к опровержению и переосмыслению тех основных установок второго этапа философии науки, согласно которым научное знание после соответствующих операций очищения должно предстать в виде единой унифицированной модели, изложенной средствами научного языка.
В связи с этим весьма интересны комментарии известного математика С. Клини по отношению к теореме Геделя. Мы видим, подчеркивал С.Клини, что в формальной системе заложена как бы не выговоренная формальными
средствами информация, что «любая формальная система содержит неразрешимое предположение, выражающее значение заранее указанного предиката для аргумента, зависящего от данной системы»". Поэтому эта теорема показывает, что формализация не может быть полностью выполнена, вследствие чего теорема может считаться первым шагом в изучении над-формалистичности систем. С другой стороны, посредством данной теоремы Геделем проводится «сведение классической логики к интуиционистской».
Э. Нагель видит основной результат теоремы о неполноте в том, что Гедель показывает невозможность математического доказательства непротиво-речивости любой системы, тем самым указывая на некоторую принципиальную ограниченность возможностей аксиоматического метода как такового. Он показывает, что система PrincipaMathematica, как и всякая иная система, средствами которой можно построить арифметику, существенно неполна. Это значит, что для любой данной непротиворечивой системы арифметических аксиом имеются истинные арифметические предложения, не выводимые
из аксиом этой системы. Таким образом, теорема Геделя показывает, что никакое расширение арифметической системы не может сделать ее полной.
Г. Брутян, анализируя теорему К. Геделя, обращает особое внимание на то, что «для всякой системы аксиом теории множеств всегда найдутся конкретные утверждения, которые верны, но из этой системы аксиом не вытекают. Именно то и утверждает теорема Геделя, и не только в отношении аксиоматической арифметики».
Итак, невозможность существования полных формализуемых систем, недостаточность математического доказательства и, как следствие, невозможность непротиворечивых систем — вот суть революционных выводов теоремы Геделя в контексте логики и эпистемологии. В переводе на язык традиционной метафизики они лишь подтверждают то, что развитие бесконечно, а универсум как систему формализовать полностью, непротиворечивым образом и без остатка нельзя. Развитие потенциально обременено новообразованиями, не содержащимися в предшествующем континууме.
мир украсит улыбка
Сообщение отредактировал AnyaRadosti - Среда, 21.07.2021, 06:55 |
| |
| |
