| AnyaRadosti | Дата: Вторник, 20.07.2021, 06:43 | Сообщение # 1 |
 Принцесса
Группа: Амазонки
Сообщений: 133
Статус: Offline
| — «Лингвистический поворот» как методологическая программа Венского кружка. — Позиция М. Шпика. — Представители Венского кружка (Шпик, Непрат, Ге-дель, Фейкл, Рейхенбах, Франк, Айер, Нагель, Карнап). — Модель роста научного знания Р. Карнапа. — Протокольные предложения как исходный пункт научного исследования и их особенности. — Замена феноменальной трактовки протокольных предложений «вещной». — Р. Карнап о работе философа науки. — Г. Рейхенбах, О. Нейрат — активные участники Венского кружка.
Вторая треть двадцатого века — очень напряженный этап развития эпистемоло-гической проблематики, в рамках которого выдвинутые и обоснованные
концепции, сталкиваясь с альтернативными им позициями, опровергались и уходили в историю. Так, провозглашаемая в начале данного периода задача унификации научного знания опровергалась признанием социокультурных детерминант его развития, концепция верификации сталкивалась с принципом фальсификации, первоначальная установка на нормативность науки привела к разочарованию в логическом как таковом. От третьего этапа в философию науки как научную дисциплину перешло отношение к языку как к относи-тельно нейтральному средству познания, предложения и термины которого адекватны результатам эксперимента и способствуют выведению их на орбиту социальных взаимодействий. Прекрасно эту установку выразил представитель постаналитической стадии развития философии науки Р. Рорти: «Особенность языка состоит не в том, что он изменяет качества нашего опыта, или открывает новые перспективы нашему сознанию, или синтезирует до тех пор бессознательное многообразное, или производит любой другой сорт внутренних изменений. Все, что получается с обретением языка, состоит в дозволении нам войти в общество, члены которого обмениваются обоснованиями утверждений и других действий друг с другом». Третий этап эволюции философии науки предложил новую тематику ее рефлексивного анализа и ознаменовался тем, что, во-первых, от анализа содержательных основоположений науки с предложенным А. Пуанкаре конвенциализмом осуществилсяпереход к анализу языка науки, где основным требованием, предъявляемым к языку, стала его унификация, т.е. построение единого языка науки при помощисимволической логики с опорой на язык физики. Во-вторых, программа анализа языка науки, наиболее полно представленная неопозитивизмом, сталадоминирующей, в силу чего третий этап развития философии науки получил название аналитического. При этом из языка науки изгонялись так называемые «псевдонаучные утверждения», двусмысленности обыденного языка. Сама же наука мыслилась жестко нормативно, как унифицированное исследование на базе языка
физики. В-третьих, достаточно остро была поставлена проблема логики научного исследования, в частности, особую значимость приобрела rfonne-ровская концепция роста научного знания. Программа анализа языка науки, знамени-тый «лингвистический поворот»нашли свое воплощение в деятельности так называемого Венского кружка,основанного в 1922 г. на базе философского семинара руководителем кафедры философии индуктивных наук Венского университета Морицом Шликом (1882-1936).
Как отмечают исследователи, священным для Венского кружка было понятие
аргументации. Ее репрессивный потенциал, однако, неявно содержался в
буквальном значении английского слова «argument», т.е. ожесточенный спор. И в этом можно усмотреть прообраз будущего оформления идеи принципиальной
фальсификации — т.е. принципиальной опровержимости. На этом этапе развития философии науки сохранилось и признание гносеологической первичности результатов наблюдения. Процесс познания начинался именно с фиксации фактов, что в дискурсе логического позитивизма означало установление протокола предложений.
Само название — Венский кружок — возникло в ходе дискуссий М. Шлика с Г.
Рейхенбахом по поводу теории относительности А. Эйнштейна. Основной вклад в философскую ориентацию Венского кружка внесло обсуждение «Логико-философского трактата» (1921) Людвига Витгенштейна. Его встречи с членами Венского кружка подробно описаны Вайсманом в книге «Витгенштейн и Венский кружок» (1967). Позиция М. Шлика сводилась к тому, что он, фиксируя хаос систем и анархию философских воззрений, пришел к утверждению: предшествующая философия просто никогда и не доходила до постановки «подлинных» проблем. Поворот в философии, который в то время переживался и который мог положить конец бесплодному конфликту систем, связан с методом, который нужно лишь решительным образом применить. «Не существует других способов проверки и подгверждения истин, кроме наблюдения и эмпирической науки, — считал М. Шлик. — Всякая наука есть система познавательных предложений, т.е. истинных утверждений опыта. И все науки в целом, включая и утверждения обыденной жизни, есть система познавании. Не существует в добавлении к этому какой-то области философ-ских истин. Философия не является системой утверждений: это не наука».
Философию, по его мнению, можно удостоить, как и раньше, звания Царицы наук — с той лишь оговоркой, что Царица наук не обязана сама быть Наукой. Философия это такая деятельность, которая позволяет обнаруживать и определять значение предложений. С помощью философии предложения объясняются, с помощью науки они верифицируются. Наука занимается истинностью предложений, а философия тем, что они на самом деле означают. Таким образом, в задачу философии не входит, как считает М. Шлик, формулировка и проверка предложений. Философия — это деяние или деятельность, направленная на обнаружение значения. Поворот в философии означает решительный отказ от представлений об индуктивном характере философии, от убеждения, что философия состоит из предложений, обладающих гипотетической истинностью. Понятия вероятности и недостоверности просто неприложимы к действию по осмыслению, которое образует философию. Она должна устанавливать смысл своих предложений как нечто явное и окончательное. И тем не менее наука и философия, по мнению Шлика, связаны, потому что философия предполагает прояснение фундамен-тальных базисных понятий, установления смысла утверждений. Работа Эйнштейна, направленная на анализ смысла утверждений о времени и пространстве, была философским достижением. И все эпохальные шаги в науке «предполагают прояснение смысла фундаментальных утверждений, и только те достигают в них успеха, кто способен к философской деятельности». Таковы радикальные, но весьма последовательные — сточки зрения платформы аналитической философии— заключения главы Венского кружка Морица Шлика. Венском кружке проводилось различение и в самом понятии истинности. Имелась в виду истинность благодаря значению и истинность благодаря опыту. В этом различении подразумевался анализ «идеального языка» и «обыденного языка». Модель логически строгого языка основывалась на требованиях, которые имели тесную связь с эпистемологией Эрнста Маха. Научными или научно осмысленными фактами могут считаться только
высказывания о наблюдаемых феноменах. В основе научного знания лежит обобщение и уплотнение чувственно данного. Критика всего наличного массива знаний должна осуществляться согласно требованиям принципа верификации. Это означало, что все подлинно научное знание должно быть редуцировано (сведено) к чувственно данному.
В этом отношении утверждения логики и математики, которые не сводимы к
чувственно данному, — всего лишь схемы рассуждений. Законы же природы должны быть представлены согласно правилам языка науки. Такая платформа была оценена впоследствии самими же членами Венского кружка как узкий эмпиризм. В число участников Венского кружка стали входить представители других стран, в частности Отто Нейрат, Курт Гедель, Герберт Фейгл, Ганс
Рейхенбах, Карл Густав Гемпель, Филипп Франк, Альфред Айер, Рудольф Карнап и др. В 1929 г. появляется манифест кружка — «Научное понимание мира. Венский Кружок». С 1939 г. выпускается специальный журнал «Erkenntnis», а также «Международная энциклопедия единой науки» («International Encyclopedia of Unified Sciences»), которая стала издательской маркой Венского кружка и его последователей. Венский кружок проводит ряд философских конгрессов в европейских столицах, устанавливает научно-организационные связи с другими группами и отдельными философами. В начале второй мировой войны Венский кружок прекращает свое существование в связи с убийством студентом-нацистом в 1936г. Морица Шлика на ступенях Венского университета. Спасаясь от политических и расовых преследований со стороны нацистов, почти все философы Европы эмигрировали в Соединенные Штаты и надолго там осели. И поэтому, соглашаясь с Джованной Боррадори, можно говорить, что идеи представителей Венского кружка были пересажены на почву Америки. Начал возрождаться интерес к логике. Анти-метаизическая направленность побуждала представителей Венского кружка относиться к себе как к ученым, а не как к гуманитариям. Они изолировались от метафизической проблематики, и прежде всего от множества экзистенциальных и герменев-тических течений, которые воспринималась ими как нечто многословное, консервативное. С весомыми теоретическими приращениями в деятельности Венского кружка связаны исследования ведущего австрийского логика Рудольфа Карнапа (1891-1970). Его модель роста научного знания кладет в основу протокольные предложения, которые выражают чувственные переживания субъекта. «Сейчас я вижу зеленое», «здесь я чувствую теплое» — перечень подобных примеров можно продолжить. Предложения типа «я сейчас чувствую голод» или «я испытываю боль» для формулирующего их субъекта, если он не симулянт, являются безусловной истиной.
Протокольные предложения как исходный пункт научного исследования имеют следующую форму. «NN наблюдал такой-то и такой-то объект в такое-то время и в таком-то месте». И сам процесс познания представлял собой фиксирование протокольных предложений и последующую их обработку с помощью теоретического аппарата науки. Первоначально члены Венского кружка считали, что достоверность протокольных предложений обеспечивает достоверность всех научных предложений, в случае если последние сведены к протокольным. Протокольным предложениям приписывались такие особенности:
- они выражают чистый чувственный опыт субъекта;
- абсолютно достоверны;
- нейтральны по отношению ко всему остальному знанию;
- гносеологически первичны— именно с установления протокольных предложений начинается процесс познания;
- в их истинности нельзя сомневаться.
«Ясно и — насколько мне известно — никем не оспаривается, что познание в
повседневной жизни и в науке начинается в некотором смысле с констатации фактов и что «протокольные предложения», в которых и происходит эта констатация, стоят— в том же смысле— в начале науки», — утверждал М. Шлик. Первое свойство протокольных предложений заставляло принимать язык, на котором они были сформулированы, как принципиально нейтральное средство познания. В том же случае, если это ставилось под сомнение, опрокидывалась вся предложенная Венским кружком конструкция. И сама форма протокольных предложений его представителям виделась по-разному. Если для Р. Карнапа они сводятся к чувственным впечатлениям, то О. Нейрат считал необходимым внести в них имя протоколирующего лица, а М. Шлик утверждал, что подобные «констатации» должны фиксироваться словами
«здесь» и «теперь».
В свете подобных воззрений деятельность ученого выглядела достаточно
операционально и графологично (описательно). Во-первых, он (был связан с необходимостью установления новых протокольных предложений.
Во-вторых, он должен был работать над изобретением способов объединения и
обобщения этих предложений. Как отмечает А.Л. Никифоров, «научная теория
мыслилась в виде пирамиды, в вершине которой находятся основные понятия,
определения и постулаты; ниже располагаются предложения, выводимые из аксиом; вся пирамида опирается на совокупность протокольных предложений, обобщением которых она является. Прогресс науки выражается в построении таких пирамид и в последующем слиянии небольших пирамидок, построенных в некоторой конкретной области науки, в более крупные...». Эта первоначаль-ная, наивная схема встречала возражения со стороны самих научных позитивистов. Вместе с тем весьма спорным оставались предположения и о чистом чувственном опыте. Он, по крайней мере, не способен сохранить свою«чистоту» от языка, посредством которого должен быть выражен. Кроме того, каждый субъект вправе рассчитывать на свой собственный чувственный опыт, а следовательно, встает проблема интер-субъективности науки, использующей язык протокольных предложений. Или же нужно отыскивать интер-субъективный протокольный язык, который был бы общим для всех индивидов.
В 30-х гг. состоялась дискуссия по поводу протокольных предложений. Феноменальная трактовка протокольных предложений была заменена «вещной». Последняя предполагала протокольный язык, предложения и термины которого обозначают чувственно воспринимаемые вещи и их свойства. Теперь эмпирический каркас науки строился на предложениях, которые не считались абсолютно достоверными, однако их истинность устанавливалась наблюдением и в ней не следовало сомневаться. «Листья деревьев оставались зелеными», а «небо голубым» и для Аристотеля, и для Ньютона, и для Эйнштейна. Их протокольный язык был одним и тем же, несмотря на различие их теорети-ческих представлений. Все высказывания, претендующие на статус научности, должны быть сведены к протокольным предложениям. Исходя из данной концепции, смыслом обладают только те предложения, которые могут быть сведены к протокольным. А центральным теперь оказывалась процедура наблюдаемости. Вскоре с данным понятием возникли трудности, опять-таки по причине сомнений в интер-субъективности наблюдений. Индивидуальные различия наблюдателей в процессе наблюдений, приборная ситуация, когда в роли прибора могут оказаться даже очки или оконное стекло, — всё это
ставило под сомнение достоверность протокольных предложений.
В основных работах Р. Карнапа «Значение и необходимость», «Философские
основания физики. Введение в философию науки», переведенных на русский язык, содержится очень много плодотворных идей в области логической семантики и техники определения предикатов и теоретических терминов, моделей формализационного языка, способного выразить содержание научной теории. Вместе с тем гонение на традиционную метафизическую проблематику не ослабевает. Те предложения, для которых процедура верификации или редукции (сведения) к чувственно данному или данному в наблюдении оказывается невозможной, должны быть устранены из науки. Философия, направленная на обсуждение и постижение интеллигибельных сущностей (т.е. исконной философской проблематики), с этой точки зрения оказывалась не имеющей смысла. Философия может присоединиться к делу очищения от бессмысленных псевдо-предложений с помощью логического анализа языка науки. Однако дело это нелегкое. «Как, —спрашивает Куайн, — антропологу различать предложения, с которыми чистосердечно и постоянно соглашаются говорящие на местном языке относительно случайных эмпирических банальностей, с одной стороны, и необходимые концептуальные истины, с другой стороны?» Селларс спрашивает, каким образом авторитет отчетов
первого лица, например отчетов о том, какими являются нам вещи, об испытываемой нами боли и мыслях, проходящих перед нашим умом, отличается от авторитета отчетов эксперта, например, отчетов об умственном стрессе, брачном поведении птиц, цвете физических объектов. «Мы можем соединить эти вопросы и просто спросить, откуда наши партнеры знают, каким из наших слов стоит доверять, а какие из них требуют дальнейшего подтверждения?». Эти и множество других вопросов показывают, сколь бесконечна проблемная область изучения языка науки.
Р. Карнап отводил большое внимание проблеме, определяющей статус и специфику работы философа науки, отмечая, что «старая философия природы была заменена философией науки. Эта новая философия не имеет дела ни с открытием факта и законов (задача, которую должен решать ученый-эмпирик), ни с метафизическими рассуждениями о мире. Вместо этого она обращает внимание на саму науку, исследуя понятия и методы, которые в ней использу-ются, их возможные результаты, формы суждения и типы логики, которые в
ней применяются.... Философ науки исследует логические и методологические
основания психологии, а не «природу мысли». Он изучает философские основания антропологии, а не «природу культуры». Р. Карнап уверен, что не следует слишком разграничивать работу ученого и работу философа науки — на практике эти две области обычно перекрещиваются. «Творчески работающий физик постоянно сталкивается с методологическими вопросами. Какого рода понятия он должен использовать? Какие правила регулируют эти понятия? С помощью какого логического метода он может определить эти понятия в суждения, а суждения в логически связанную систему или теорию?
На все эти вопросы он должен отвечать как философ науки. Очевидно, что на них нельзя ответить с помощью эмпирической процедуры. С другой стороны, нельзя сделать значительную работу в области философии науки без основательных знаний эмпирических результатов науки... Если исследователь в области философии науки не будет основательно понимать науку, он не сможет даже ставить важные вопросы о ее понятиях и методах». Карнап считает, что одной из наиболее важных задач философии науки является анализ понятия причинности и разъяснение его значения. «По-видимому, — замечает он, — понятие причинности возникло как проекция человеческого опыта. Люди примитивной культуры могли вообразить, что элементы природы являются
одушевленными, как и они сами, благодаря душе, которая хочет, чтобы происходили некоторые вещи. Это особенно видно по отношению к таким явлениям природы, которые вызывают большой ущерб. Гора будет ответственна за причинение обвала, а ураган — за разрушение деревни. <...> В настоящее время, — уверен мыслитель, — такой антропоморфный подход к природе более не встречается среди цивилизованных людей, и конечно, среди ученых. Строго говоря, причинность — это не вещь, которая может вызвать какое-либо событие, а процесс. Когда ученый пытается объяснить значение «причины», то обращается к таким фразам, как «производит», «вызывает», «создает», «творит». Стиль работы Р. Карнапа позволяет сделать вывод, что логик размышляет в категориях новой неклассической парадигмы мышления. «Мы должны включить сюда, хотя мы этого не делаем в повседневной жизни, процессы, которые являются статическими», — настаивает он: - Статические процессы, наконечный результат которых влияет множество факторов, обозначают любую последовательность состояний физической системы, как изменяющихся, так и неизменных.
Сотрудничавший с Венским кружком член Берлинской группы философии
науки Ганс Рейхенбах (1891—1953), немецко-американский философ и логик, ввел важное для философии науки различение между «контекстом открытия»
и «контекстом обоснования» знания и придавал большое значение установлению понятия объективной истины. Он также анализировал вопросы естествознания: квантовой механики и теории относительности — с целью создать адекватную им философию природы. Его произведения «Направление времени», «Философия пространства и времени» содержат весьма ценные заключения по специальной методологии «координативных дефиниций» как способа задания семантики абстрактных математических пространств.
Отто Нейрат (1882-1945), австрийский философ и экономист, был одним из наиболее активных участников Венского кружка. После захвата Австрии немецкой Германией переехал в Голландию, затем в Англию, где до конца жизни преподавал в Оксфордском университете. Нейрат занимал радикальную позицию по двум проблемам, обсуждавшимся представителями Венского кружка: протокольных предложений и единства науки. Он считал, что протокольные предложения не обладают никакими преимуществами по сравнению с другими видами предложений. Критерием истинности является не достоверность протокольных предложений, а непротиворечивость утверждений науки. И именно такое не противоречащее другим предложениям данной науки суждение может быть выбрано ученым по соглашению с другими учеными в качестве исходного, протокольного. Само же соглашение есть личное дело ученого. В этих утверждениях фиксируется соединение конвенциализма
и логического позитивизма. В лице Нейрата задача установления единства знаний объявляется важнейшей задачей философии науки. Здесь вновь проводится точка зрения радикального физикализма, согласно которому единство знания достигается с помощью единого универсального языка, опирающегося на язык физики и математики. Именно на основе единого языка можно решать следующие проблемы объединения научного знания: установить логические связи между науками, выработать единую методологию, разработать классификацию наук и проанализировать основные понятия. В отношении классификации наук Нейрат призывал отказаться от традиционного деления на физические, биологические и социальные. В пределах
унифицированной науки и природа, и общество должны изучаться одними и теми же методами. Природные факторы должны пониматься как столь же важные, как и факторы общественной жизни. Он горячо поддерживал и развивал идею создания унифицированного языка науки, способного обеспечить единство научного знания. Такой язык с необходимостью должен опираться на язык физики и математики. После распада Венского кружка все его интересы были сосредоточены в области экономических исследований.
Деятельность представителей Венского кружка с точки зрения развития
научной коммуникации, контактов и единого проблемного поля можно рассматривать как образец научного сообщества. Вместе с тем этот этап имел свою ярко выраженную специфику, так как, вытекая из общей дельты философии науки, ответвился в собственное русло развития— в направление аналитической философии.
мир украсит улыбка
Сообщение отредактировал AnyaRadosti - Вторник, 20.07.2021, 07:24 |
| |
| |
