| Svetaeraple | Дата: Суббота, 24.08.2019, 09:24 | Сообщение # 1 |
 Виконтесса
Группа: Амазонки
Сообщений: 22
Статус: Offline
| КАПЛЯ ТРЕТЬЯ
ОХ,ЭТОТ КОВАРНЫЙ КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС...
Теперь же самое время вернуться к заждавшимся нас крестьянам и их вопросу, который стал камнем преткновения для очень и очень многих историков-марксистов во все времена.
Модель перехода общества от феодальной формации к капиталистической совершенно естественно (закон один) совпадает с моделью перехода воды из одного агрегатного состояния в другое. Секции 1, 3 представляют фазу упадка и гибели феодального способа производства. Секции 2, 4 -- фазу параллельно идущего зарождения и становления способа капиталистического. Вертикаль в любой точке схемы -- 100% национального производства.
Вместе со способом производства, совершенно естественно, происходит замена и его носителей -- помещиков и крестьян (секция 1, 3) на пролетариев и буржуа (секции 2, 4).Отсюда даже школьнику понятно, что если капиталистическая страна полна крестьян, этих носителей старого способа производства, да еще те "образуют более или менее значительное большинство", то оная держава все еще находится в первой, начальной, фазе буржуазной формации. Крестьяне-собственники -- остатки класса прежней, феодальной эпохи, это еще "не растворившийся лед", прямое свидетельство переходного процесса. И естественно, перехода не из капитализма в коммунизм, а всего лишь от феодализма к капитализму.
Следовательно, к началу XX столетия, спасибо крестьянскому вопросу, не три-четыре, как считали корифеи, а в лучшем случае, только одна страна, Англия, завершила свой переход к капитализму.
Серьезному марксисту об этот крестьянский вопрос просто нельзя было не споткнуться. И молодая восходящая звезда в области теории капитализма и перехода к коммунизму, 28-летний редактор главного теоретического журнала немецких социал-демократов, Карл Каутский, ощутил здесь некий дискомфорт.
Нет, модели перехода от формации к формации он не строил, задачу напасть на след естественного закона развития общества перед собой не ставил, но проблему, тем не менее, обнаружил.
Молодая голова Каутского уловила слабость теории именно в том месте, где она
"зависла" у Карла Маркса, и где он сам разрывался надвое. А изжил ли
себя капитализм на земле? А готов ли мир к прощанию с капитализмом? С немецкой аккуратностью, в виде вопроса, подталкивает Каутский Энгельса к размышлению, в смысле -- ну задумайтесь, отче наш, может быть, рановато пока толковать о всеобщей революции?
Шеф, говорит Каутский, если завтра грянет мировая война, а за ней мировой коммунистический переворот, то что же произойдет с остальными странами, где полным-полно крестьян? Патрон, спрашивает он, а что же будет с колониями, которые еще так далеки от нас в своем развитии и коих в мире больше, чем метрополий? Мы-то, развитые, продвинутые, ясное дело, -- сразу в социализм, а через какие фазы им придется добираться до нас? Но шеф не клюнул на наживку Каутского и ответил 12.09.1882 года просто и честно:
"Какие социальные и политические фазы придется тогда проделывать этим странам, пока они дойдут тоже до социалистической организации, об этом, я думаю, мы могли бы выставить лишь довольно праздные гипотезы". То есть, поживем -- увидим.
Эх, ну что бы вот так, без иллюзий, ответить ему по России!
А тем временем история шла вперед согласно предписанию ее законов. Марксизм продолжал свой путь, ослепленный миражом близкой революции. Усиливала свой стремительный бег к буржуазной революции Россия. А все вместе они двигались навстречу первой мировой войне, этому пробному камню коммунистической революции.
КАПЛЯ ЧЕТВЕРТАЯ
КТО ВЫ, ДОКТОР БЕРНШТЕЙН?
Три года спустя после ухода последнего из классиков в вечность, когда до Первой мировой оставалось 16 лет, а в далеком сибирском селе Шушенском Владимир Ильич справил свой 28-й день рождения, в Германии разразился скандал. И совершенно естественно, перекинулся на весь мир.
Скандал вспыхнул в немецкой социал-демократической партии, самой мощной из рабочих партий мира. Она была сильна "могучей кучкой" своих теоретиков, а на выборах вела за собой добрую треть всего населения созданной Бисмарком четверть века назад Германии.
Один из лидеров партии, Эдуард Бернштейн, громогласно и навеки успокоил буржуазию. "Дорогие буржуа, -- сказал Эдуард, -- отныне и вовеки веков можете спать спокойно. Мировой революции не будет". Потом подумал немножко и добавил: "Никогда".
"Измена! Измена делу рабочего класса! Бунт на корабле! Он что, умнее Маркса? Ату его!" -- зашумели правоверные марксисты.
-- Да уймитесь вы, и выслушайте меня внимательно, -- приструнил Эдуард верных слуг пролетариата.
Едва ли может быть случайным в марксизме лицо, которое в течение десяти лет было редактором главной газеты немецких социал-демократов во времена Энгельса и Бисмарка. Еще труднее считать далеким от Энгельса человека, которого классик сделал своим душеприказчиком.
"Ага, мало того, что он ревизионист, так он еще и змей подколодный", -- не унимались ортодоксы.
Тем не менее, из партии его не исключили. Более того, уже на следующих выборах Бернштейн вошел в социал- демократическую фракцию в рейхстаге. И вот почему. Эдуард Бернштейн тоже не моделировал буржуазную формацию и, к сожалению, не пытался отыскать в ней свои координаты. Не искал он также и пределы развития капитализма вширь. Но основные постулаты марксизма усвоил достаточно уверенно, чтобы обнаружить, что происходит нечто неладное. Он посмотрел на Германию с точки зрения практика. С точки зрения реальной готовности нации к Мировой революции и переходу к социализму.
"Да вы только посмотрите, -- страстно убеждал он товарищей по партии, -- вся наша тактика построена исходя из того, что пролетариат готов к своему освобождению. Но оглядитесь вокруг и вы увидите, "что рабочий класс еще не дозрел для своей эмансипации, и экономических условий для этого тоже нет".
Возьмите хотя бы наших крестьян. Если завтра революция, то о какой
экспроприации земли может идти речь, если у каждого из них самая заветная мечта -- собственная земля!
А взять наших рабочих.
"Более половины промышленных рабочих даже и теперь, после успеха партии на парламентских выборах, оказываются частью равнодушными и не сознательными, частью же прямо враждебными нашему движению".
А кто будет управлять тысячами предприятий в промышленности и миллионами хозяйства на селе в случае завтрашней национализации? "Огромное большинство рабочего класса живет в тесных помещениях, малограмотно, имеет неверные и недостаточные источники дохода
и не обладает тем высоким интеллектуальным развитием, которое необходимо для введения и упрочения социалистического общественного устройства".
Вы говорите, диктатура пролетариата? Но "я и в настоящее время не считаю, что рабочий класс достаточно развит, чтобы принять в свои руки политическую власть".
"Диктатура пролетариата там, где рабочий класс еще не обладает сильной
собственной организацией хозяйственного свойства, и не достиг еще высокой
степени моральной самостоятельности путем тренинга в органах самоуправления, есть не что иное, как диктатура клубных ораторов и ученых".
А возьмите рабочие производственные кооперативы, эти зачатки будущего способа производства. Вместо того чтобы приживаться, они повсеместно терпят крах.
Но главное! Если мы действительно подходим к генеральному перевороту, то собственность и в промышленности, и в сельском хозяйстве должна усиленно концентрироваться в руках немногих путем поглощения средних и мелких предприятий. Но этого же нет! Наоборот! Число предприятий, в том числе средних и мелких, у нас вовсю растет.
Средний класс -- растет! Число капиталистов-- растет!! И это не только у нас,
но и во Франции, и в Англии. А вы знаете, что сказал мне Карл Каутский, когда мы последний раз пили с ним пиво? "Если увеличивается количество капиталистов, а не неимущих, то значит, мы тем более удаляемся от цели, чем более совершается развитие, и в таком случае усиливается уже капитализм, а не социализм"".
-- Ну и ревизионист, ну и раскольник, -- загудела социал-демократия во всем мире.
-- Да не ревизионист я, а новатор, -- хлопнул по столу своей книгой "Проблемы социализма и задачи демократии" Эдуард. -- Читайте внимательно и вы поймете, что речь идет "только об отречении от известных остатков утопизма в марксизме".
-- Ну и что же нам теперь делать, если революция откладывается? -- расстроились потенциальные строители пролетарских баррикад.
-- Она не откладывается. Ее вообще не будет. А заниматься мы будем реформами и с их помощью добиваться улучшения жизни трудящихся. И развивать демократию. "Прежде, нежели окажется возможным социализм, мы должны сперва создать нацию демократов". А к власти придем цивилизованно, парламентским путем.
И тут с места сорвалась Роза Люксембург.
-- Ну, уж нет! -- воскликнула пламенная революционерка. -- Реформы и демократия не способствуют гибели капитализма. "Поэтому социал-демократия, если не желает сама затруднить себе работу, должна стремиться по возможности воспрепятствовать социальным реформам и распространению демократических учреждений". По горячим следам два выдающихся марксиста по-разному оценили неординарный шаг дерзкого еретика.
Дитя самодержавной России Георгий Валентинович Плеханов: "Бернштейн умер для школы Маркса, к которой он когда-то принадлежал. Теперь уже невозможно раздражаться против него: против мертвых не раздражаются". Сын европейской демократии Карл Каутский: "Он заставил нас размышлять, будем ему за это благодарны".
Нет, вынос тела, то бишь "известных остатков утопизма в марксизме" на этот раз не состоялся. Европейская социал-демократия по инерции продолжала готовиться к свержению капитализма. Одних доводов, писательского таланта и авторитета Бернштейна оказалось недостаточно, чтобы остановить этот процесс. Спор о правоте или неправоте смутьяна с переменным накалом покатился дальше, пока в него решительно не вмешалась первая мировая война.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ВО ГЛУБИНЕ МАРКСИСТСКИХ РУД
КАПЛЯ ПЕРВАЯ ТОРПЕДА ПРОШЛА МИМО!
Теперь наша крылатая машина времени по имени "Пегас" опускает нас в 1914 год. Вот она -- долгожданная Мировая война! И проблема Мировой революции встает во весь рост. Вот она -- кульминация и марксистской теории, и мирового социал-демократического движения.
"Пусть сильнее грянет буря!" Сейчас, столетие спустя, естественно, кажется смешным -- как это в начале 20-го века можно было всерьез ждать Мировую революцию и всерьез надеяться на гибели капитализма? Невольно возникает вопрос: что же было в головах у тех людей? Но все нормально. Их головы, точно так, как и наши сегодня, были начинены вполне четкими
представлениями о мире, соответствующими своему времени. Как всегда, это
хороший коктейль из истин и иллюзий. И такое совершенно новое явление на земле, как капитализм, только зарождалось. И как можно было знать все о нем, если оно еще не проявило всех своих характерных черт и талантов?
Да, в 1914 году господствующей идей последователей Маркса-Энгельса была идея -- искра войны дает пламя революции, которая ведет к краху империализма. И этим ожиданием была пронизана вся социал-демократия. Вот в ней-то и разыгралась нешуточная драма. К этому моменту марксизм уже зажил своей естественной жизнью. Шоковое выступление Бернштейна 16-тилетней давности, вырвало учение из тисков авторитетов и у него появились полюса. Уже пошла открытая борьба противоположностей. На одной стороне -- точка зрения Эдуарда -- революции не будет! Но большинство -- не с
ним.
За семь лет до этого, в 1907, конгресс социал-демократов в Штутгарте требует от своих сторонников серьезно готовиться к Мировой революции. Еще ближе, за два года до войны, в 1912 г, Базельский конгресс вновь подтверждает готовность эсдеков превратить грядущую Мировую войну в свержение власти капитала на планете.
Но вот грянула война, и теперь эта отвратительная военная мясорубка становится критерием истины всех теорий, в том числе и марксистской. Теперь европейское побоище отвечает на главный вопрос эпохи.
Что происходит с капитализмом?
И варианты ответов, кажется, предельно просты. Если капиталистическая
формации отжила свой век и классовая борьба приближается к развязке, -- тогда одетые в шинели крестьяне и пролетарии, у которых, согласно
"Манифесту", уже нет отечества, а есть всеобщая солидарность, не
станут убивать друг друга "из-за жалких балканских народов", а побратаются и обратят свои штыки против буржуазии.
Если же "угнетенный класс -- в данном случае, следовательно, пролетариат -- еще не созрел для освобождения самого себя", то по тому же Энгельсу, "он будет, в большинстве своем, признавать существующий общественный порядок единственно возможным и политически будет идти в хвосте класса капиталистов".
Все! Вариантов больше нет. Или -- или.
И уже первые месяцы войны расставили все точки над "і". Трудовой народ в шинелях горячо любит свою буржуазию. Сражается за нее. И покорно готов за нее умирать. Тяжело и неприятно, но надо было все-таки признавать, что тезис : "мировая война -- канун Мировой революции" -- оказался блефом.
Все произошло с точностью "до наоборот". Капитализм, или как его называли тогда, империализм остался целым и невредимым. А вот генеральный постулат социал-демократии оказался разбитым в пух и прах.
Марксистский "Титаник" был поражен айсбергом войны в свое самое уязвимое место -- в утопическую составляющую. Главная цель всего коммунистического движения оказалась призраком. А в его корпусе на месте формулы "мировая война дает мировую революцию" образовалась огромная дыра.
Но тут же возникает и второй не менее интересный вопрос.
Если здание капитализма не рухнуло даже от всемирного военного землетрясения, то каков на самом деле запас его прочности? Что скажут на это наследники Маркса?
И тогда слово взял главный марксистский теоретик Карл Каутский.
"Ребята, -- сказал Карл, -- давайте вместе подумаем, а " не может ли теперешняя империалистическая политика быть вытеснена новою, ультра империалистическою, которая поставит на место борьбы национальных финансовых капиталов между собою общую эксплуатацию мира интернационально объединенным финансовым капиталом?" Другими словами,
а не следует ли за фазой национальных капитализмов фаза одного, единого
мирового капитализма? "Подобная новая фаза капитализма, во всяком случае,
мыслима".
Да, это уже была свежая мысль. И здесь было над чем поразмыслить. И социал-демократия крепко призадумалась. Но не вся.
КАПЛЯ ВТОРАЯ КАРЛ КАУТСКИЙ -- РЕНЕГАТ ИЛИ ПРОВИДЕЦ?
- Нет, нет и еще раз нет! Эта мысль,батенька, для пролетариата архи вредна! -- раздался до боли родной голос из далекой Швейцарии. -- "Империализм теоретически оценен уже во всех своих главных чертах, как борьба гибнущей, одряхлевшей, сгнившей буржуазии за дележ мира".
-- Да почему же вы думаете, что "сгнившей и гибнущей"?
-- Да потому, что "повторялись тысячи раз эти выводы во всей необъятной газетной литературе социалистов всех стран". Кстати, "всестороннее научное исследование империализма -- такое исследование только начинается".
-- Но позвольте, далеко не все считают империализм "сгнившим и гибнущим".
-- Нет, мы не дадим "себя поймать лицемерными речами о том, что не все одинаково понимают империализм", "что вопрос недостаточно обсужден".
-- И все-таки давайте попробуем разобраться.
-- Нет! "Социалистические партии -- не дискуссионные клубы, а организации
борющегося пролетариата". А за невыполнение резолюций Штутгартского и
Базельскокого конгрессов о принятии экстренных мер к падению капитализма в
случае войны отлучаю вас, господин-товарищ Каутский, и весь ваш такой-сякой 2-й Интернационал от марксизма.
Ваш Ульянов-Ленин. С приветом.
Но к основной массе социал-демократов постепенно приходило тяжелое отрезвление. Потребовался мировой катаклизм, чтобы "известные остатки утопизма в марксизме" посыпались с него, наконец, как осенние листья. Думы думающих социал-демократов озвучил Генрих Кунов из "могучей кучки" немецких теоретиков. Озвучил рублеными фразами: "Развитие капитализма неизбежно и прогрессивно". "Надежды на революцию оказались иллюзией, а отстаивать иллюзии не дело марксиста".
Вне всяких сомнений, предстояла основательная чистка марксистских Авгиевых конюшен. Полвека коммунисты готовили трудовой народ к одной лишь задаче -- к свержению капитализма и захвату власти.
Но если гипотеза Каутского верна, и до мировой революции, как до Марса на велосипеде, то главная составляющая эсдеков -- революционная -- уже мертвый груз.
В корне меняется и статус Бернштейна с его идеей реформ и парламентской защиты интересов трудящихся. Из белой вороны и отщепенца он враз превращается в мыслителя-провидца и отца-основателя всей современной "мирной" социал-демократии. И здесь не пройти бы нам мимо ценного момента, который пригодится далее. Давайте обратим внимание на то, что
сам Каутский свою мысль о возможном наступлении глобальной фазы капитализма завершил почему-то крайне неуверенно и по-девичьи робко -- "осуществима ли она (фаза), для решения этого нет еще достаточных предпосылок". Он, как Штирлиц, "тогда еще не знал", что убивает сразу двух мамонтов. Его "гипотеза" не только заделывает зияющую пробоину в борту
марксистского учения, худо-бедно объясняя, почему всемирный переворот не
случился в связи с мировой бойней.
Но главное, выводит теорию из состояния 70-летнего летаргического сна. Родившись однажды ребенком-старичком, марксизм, в лучшем случае, лишь объяснялся и уточнялся либо его авторами, либо популяризаторами типа Плеханова. Однако отродясь не развивался. Сейчас же был сделан сдвиг к выздоровлению. Но здесь произошло то, что с постоянством вращения земли происходит каждый раз на всех крутых виражах истории.
Социал-демократия расщепилась.
Так революционеры разных стран Европы фанатично продолжали скандировать "Даешь мировую революцию!" Они бульдожьей хваткой впились в Марксовы фантазии, никаких доводов не признавали, все ссылки на отцов марксизма объявляли облыжными и яростно требовали "проповеди и подготовки революции".
"Будет, будет! Надо, -- взывали они, -- просто еще сильнее засучить рукава, еще энергичней взвинтить агитацию, добавить бунтарской страсти, и -- революция в кармане!" Среди них, как уже догадался искушенный читатель, громче всех слышались голоса нашего Ильича, их фрау Розы Люксембург и примкнувшего к ним Карла Либкнехта.
КАПЛЯ ТРЕТЬЯ В СТРАНЕ ЗАБЫТЫХ ИСТИН
Как и почему наш вождь и учитель очутился в группе "тормозов", у нас предстоит особый разговор в разделе "Особенности национальной революции". Пока лишь заметим, что Ильич мог остаться и вовсе малозаметной фигурой в советской истории на манер неких Чернова, Милюкова, Чхеидзе, если бы не три весьма значительных события. К этому моменту, а наш "Пегас" уже перенес нас в конец 1916 года, одно из них уже случилось -- в далеком горном ауле в 1879 году родился мальчик по имени Сосо Джугашвили. До второго, начала буржуазной революции в России, оставалось чуть более полугода. Третьим событием станет своевременная смерть вождя через восемь лет.
А пока Ильич в одиночку (вся "могучая кучка" теоретиков поддержала большинство социал-демократов) силится доказать, что капитализм дошел до ручки, что он, как тухлое яйцо -- разбей его и выброси. Понятно, доказать это -- задача из тяжелейших. Но, как известно, большевики не страшатся трудностей. "Взять их у природы -- вот наша задача".
Летом 1916 года труд под названием "Империализм, как высшая стадия капитализма" был завершен. Ильич перечитал написанное, и по привычке заметив об авторе: "какая глыба, какой матерый человечище", еще раз взглянул на вывод: "Из всего сказанного выше об экономической сущности империализма вытекает, что его приходится характеризовать, как переходный или, вернее, умирающий капитализм". "И, потирая руки, засмеялся довольный".
Конечно, на книгу с таким выводом сегодня можно было бы с улыбкой махнуть рукой, если бы она не дарила нам немеркнущий образ Ленина-теоретика. И не просто теоретика, а теоретика-марксиста.
Но прежде чем оценить его старания, дадим себе труд взглянуть на капитализм в целом глазами главного творца этого учения. Чтобы кратко получить натурально марксистское представление об этом этапе человеческой истории.
Подводя итог первому тому "Капитала", Карл пишет свой знаменитый фрагмент
"Историческая тенденция капиталистического накопления" -- ставший
азбукой исторического материализма. Здесь, со свойственной ему филигранностью, буквально в двух абзацах, и фактически формулой естественного закона, он дает классически сжатую, но точную биографию буржуазной формации от ее зарождения и до гибели. Суть этой биографии -- процесс превращения индивидуальных и раздробленных средств производства в общественно концентрированные, т.е. "превращение карликовой собственности многих в гигантскую собственность немногих".
Вот и вся недолга. Весь капитализм -- как на ладони. Проходящий, как и все сущее на земле, три естественных этапа.
Первый. "Частная собственность, добытая трудом собственника, основанная, так сказать, на срастании отдельного независимого работника с его орудиями и средствами труда, вытесняется капиталистической частной собственностью, которая покоится на эксплуатации чужой, но формально свободной
рабочей силы".
Содержание этого этапа -- "экспроприация у широких народных масс земли, жизненных средств, орудий труда, -- эта ужасная и тяжелая экспроприация народной массы образует пролог истории капитализма".
Это и есть этап, фаза, или стадия (кому что по вкусу) зарождения и становления капитализма, процесс перехода от феодализма к капитализму. Здесь, и только здесь, обломовские армии крестьян и помещиков преобразуются в более производительные армии наемных работников и капиталистов. Здесь, и только здесь, стремительно разворачиваются армады капиталистических предприятий.
На втором этапе, когда крестьян и ремесленников уже нет, характер процесса совершенно меняется.
"Теперь экспроприации подлежит уже не работник, сам ведущий самостоятельное хозяйство, а капиталист, эксплуатирующий многих рабочих". "Эта экспроприация совершается ... путем централизации капиталов. Один капиталист побивает многих других. Рука об руку с этой централизацией, или экспроприацией многих капиталистов немногими, развивается кооперативная форма процесса труда в постоянно растущих размерах, ...а вместе с тем интернациональный характер капиталистического режима. Постоянно уменьшается количество магнатов капитала".
Это и есть этап, фаза, стадия -- по выбору -- развития капитализма. Именно на этом этапе идет концентрация капитала то ли в руках индивидуальных владельцев, то ли в руках объединений капиталистов. Их количество напоминает собой пирамиду. Чем дальше (выше) идет развитие, тем меньше сечение пирамиды, тем меньше число олигархов. Вот почему так всполошились Бернштейн и Каутский, когда столкнулись с повсеместным ростом числа капиталистов в Европе в канун ожидаемой революции.
"В каждом данном обществе этот (крайний -- ФА) предел был бы достигнут лишь в тот момент, когда весь общественный капитал оказался бы соединенным в руках одного единственного капиталиста или одной-единственной компании капиталистов", -- замечает Маркс главой раньше.
Единая глобальная монополия и есть тот крайний предел, к которому идет капитализм. Тот предел, перед которым так по-детски, видимо, испугавшись дерзости собственной мысли, стушевался верный марксист Карл Каутский.
И, наконец, финал.
"Монополия капитала становится оковами того способа производства, который
вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Экспроприаторов экспроприируют".
Это и есть третий этап. Стадия упадка и гибели капитализма. Маркс характеризует ее очень скупо, но ключевые слова здесь "монополия" и "централизация". И заметим, ни слова тебе о революции. Просто "экспроприаторов экспроприируют". Именно так изъясняется классик, когда у него из петлицы не торчит красная гвоздика.
Итак, Маркс обнажает суть буржуазной формации и разбивает ее на три этапа. И каждый из них снабжает признаком необходимым и достаточным.
К той же мысли, о возможности "ультра империализма" приходит и Каутский. Правда, почему-то корявым языком и почему-то без ссылки на Маркса. Видимо, торопился куда-то.
во всех делах нужна честность
Сообщение отредактировал Svetaeraple - Суббота, 24.08.2019, 09:52 |
| |
| |
