| Svetanaris | Дата: Четверг, 13.07.2017, 06:23 | Сообщение # 1 |
 Королева
Группа: Амазонки
Сообщений: 142
Статус: Offline
| Наталье 43 года, она работает бухгалтером в небольшой строительной компании в городе-миллионнике в центре России. Личная жизнь —
«как у всех»: в институте вышла замуж, родила ребенка. Когда дочь
выросла и поступила в институт, Наталья решила, что пора подумать
и о себе. Зимой 2015-го познакомилась с «интересным» мужчиной.
Вместе сходили в театр, потом в ресторан. 8 марта новый знакомый
Натальи предложил отметить в гостях у друга: «Он тоже будет
с девушкой». «Мне вся эта история казалась серьезной, — говорит
Наталья. — Я даже позволила себе мечтать о каком-то будущем
у этих отношений». Она купила новое платье, сходила в косметический
салон, взяла с собой туфли на каблуке.
От напитков, закусок и разговоров за праздничным столом вскоре перешли к танцам. «Потом мужчины погасили свет и зажгли свечи, — рассказывает Наталья.
— А потом его друг с девушкой куда-то делись, мы остались
одни — и он перешел в наступление». Не то чтобы такой поворот дела был для женщины неожиданным. «Просто я как-то иначе себе это представляла, — говорит она. — Я не была готова.
Мне требовалось время». Все это Наталья попыталась объяснить своему знакомому. Но в ответ услышала: «Что ты ломаешься как целка?» Мужчина
продолжил действовать с еще большим напором. «Ну что мне было —
кричать? Полицию звать? Мне 40 с лишним лет. Скажут:
„Ты понимала, куда шла“. И, наверное, да, понимала. Но верила, что
бывает иначе».
Прорыдав дома все выходные, Наталья все же обратилась в полицию. Заявление
в отделении хоть и неохотно, но взяли. Спустя неделю, однако, выяснилось, что оно куда-то исчезло. Тогда Наталья написала новое. История повторилась. С третьего раза заявление все же приняли к рассмотрению. «Но следователь сказал: „Смотрите, как бы у вас не начались проблемы“», — говорит женщина. Так выяснилось, что интересный мужчина сам работает в полиции. Следствие по этому делу то возобновляется, то начинается заново уже больше года.
Несколько раз Наталье прямым текстом говорили, что никаких шансов дойти
до суда у её дела нет: она сама пришла в гости, сама осталась, её никто не бил и видимым — для следствия — образом ни к чему не принуждал.
«Это логический скачок, который почти всегда совершают в России те, кто по роду службы должен расследовать дела о насилии, — считает психолог Светлана Бронникова.
— Факт согласия принципиален: если его нет, это насилие.
Но в российской правовой и социальной практике согласие — это какая-то очень умозрительная вещь, на него не принято оглядываться».
По словам адвоката Мари Давтян, большинство дел об изнасиловании не доходят до суда именно потому, что тема согласия не обсуждается вовсе. «Зачастую правоохранительные органы „не видят“ изнасилования, — говорит юрист.
— Нам остается долго и упорно обжаловать их бездействие в прокуратуру или суд. А с недавнего времени суд не вправе указывать следствию, что ему делать, какие следственные действия проводить, как квалифицировать деяние. Это может сделать только прокурор. Но рассмотрение жалоб прокурором осложнено тем, что мы [адвокаты] лично в нем не участвуем, а затем не имеем права знакомиться с теми указаниями, которые дал прокурор. Мы по сути
работаем вслепую».
Отдельная проблема — с сексуальным насилием внутри семьи. Летом 2016-го обострились споры о том, считать ли уголовным преступлением физическое насилие в адрес близких родственников (депутат Госдумы Елена Мизулина, например, выступила за декриминализацию такого рода правонарушений). Ситуация секса без согласия в браке российскими правоохранителями
вообще исключается. «„Как это изнасиловал, — скажет следователь, —
он же твой муж?“ — объясняет Мохова. — О том, что даже в браке совершение сексуальных действий без согласия одного из партнеров является насилием, речи не идет. Считается, что женщина говорит „Да“ в ЗАГСе. Один раз и на всю жизнь». Впрочем, чтобы счесть, что женщина сказала «да», свидетельство о браке вовсе не обязательно. Ресторатор Нина, объясняя, почему она пошла
к бандитам, а не в полицию, говорит так: «Мое имя было бы во всех газетах. Да если бы и не было, вы представьте: молодая девушка сама садится в машину
к посторонним. Шампанское, поездка эта. Ну ведь понятно же, что я „сама виновата“. В машину эту, в конце концов, меня никто не сажал».
«Это главное, что мешает заявлениям и расследованиям, — вздыхает Мария Мохова.
— У нас все руководствуются принципом „сама виновата“: короткая юбка,
вызывающий макияж, даже пококетничала в конце концов. Но она
не соглашалась на насилие!» Психолог Бронникова подтверждает: степень
привлекательности жертвы — важный фактор в том, как дело будет
расследоваться и рассматриваться.
«Часто в суде я слышу: а вот на страничке „В Контакте“ у потерпевшей фотографии в декольте. Или она там обнимается с двумя мужчинами сразу, —
рассказывает Давтян. — Считается, что все это имеет какое-то отношение
к делу. На самом деле — не имеет. Да хоть голая она стояла, согласия не было! Значит, произошедшее — насилие».
Презумпция согласия — главный камень преткновения всех, кто работает в России с травмами, связанными с насилием. Такого термина нет в Уголовном кодексе, никакими нормами и правилами правоохранительной практики
он не описан. А значит, с формальной точки зрения его не существует. И самый простой способ доказать, что насилие действительно было — сопротивляться. «Фактически, сопротивляться — это обязанность жертвы, — говорит Давтян. — Жертва как-то еще должна пострадать, чтобы убедить следствие, что совершено преступление. Именно поэтому первый вопрос, который задает следствие: „Не обокрали ли? Не избили ли?“ Как будто всего случившегося самого по себе недостаточно».
Настрой общества по отношению к жертве насилия подтверждает статистика: по даннымопроса ВЦИОМ,44 процента респондентов полагают, что жертва чаще сама виновата или спровоцировала нападение. 46 процентов опрошенных считают, что в случае, если жертва насилия обратится в полицию, там ей окажут квалифицированную помощь; столько же не согласны с этим
утверждением.
«С нами ничего на самом деле не случилось: ну так, напугались», —
рассказывает Екатерина Зверева. Ей 30 лет, она москвичка, работает
в издательстве. Пять лет назад Зверева с подругой отправились отдыхать в Крым. По утрам ходили загорать голыми на дикий пляж.
Однажды утром к ним подошли двое мужчин и, угрожая ножом, сообщили, что
«сейчас будет секс». «Мы с подругой переглянулись, — вспоминает
Екатерина. — И она побежала. А я осталась. Звучит, конечно, очень смешно: одна голая девчонка бежит по пляжу, другая стоит перед двумя одетыми мужиками. Между нами лежал еще арбуз: остужался в воде».
Помощь пришла быстро, и нападавшие мужчины убежали сами. Девушки все равно подали заявление в полицию. «Но там сказали: сами виноваты, голыми
загораете. Да и раз ничего не было, то нечего и воду мутить, — рассказывает Зверева. — А на следующий день на повороте на Феодосию эти же мужчины убили девушку. И надругались над ней. Вот тогда-то нас опять стали допрашивать. Но что теперь-то? Я никогда себе этого не прощу. Интересно,
а те полицейские, они-то что думают? Они же могли их остановить. Но у них „не было состава преступления“».
Как указывает Бронникова, нигде в законе не указано, что жертвой насилия может считаться «только юная девственница, которую к тому же еще при этом
ограбили и еще избили параллельно». «Но иногда кажется, что следователи исходят именно из этого, — говорит психолог.
— И у насильников складывается чувство безнаказанности, которое толкает их на новые преступления».
Сообщение отредактировал Svetanaris - Четверг, 13.07.2017, 06:32 |
| |
| |
