| Svetanaris | Дата: Понедельник, 10.07.2017, 05:54 | Сообщение # 1 |
 Королева
Группа: Амазонки
Сообщений: 142
Статус: Offline
| Считается, что самое трудное для жертвы изнасилования — это удержаться от того, чтобы сразу пойти в душ: чтобы было, что предъявить полиции, доказательства нужно сохранить на себе. В реальности все еще сложнее. «Подав заявление, женщина должна еще удостовериться, что его приняли, — объясняет адвокат Мари Давтян.
— То есть получить квиточек со входящим номером заявления.
По нему потом надо будет проверять, возбудили дело или нет —
и что вообще с ним происходит».
Согласно Уголовному кодексу, преступления, связанные с сексуальным насилием, относятся к делам частно-публичного обвинения — это значит, что дело будет возбуждено, только если заявление потерпевшего формально зарегистрировано.
«Женщина должна вначале преодолеть себя и написать заявление.
И многие дела теряются именно на этом этапе. Женщина в шоке. Она
только что пережила тяжелую историю. И не идет в полицию, чтобы
не переживать это снова, — объясняет Юркова, вспоминая случаи
из практики „Сестер“. — А бывает и так: женщина все же нашла в себе силы прийти, подать заявление, но квиток этот дурацкий взять забыла. Звонит потом в отделение, спрашивает: „Как там мое дело?“ А ей говорят: „Какое дело? Никакого дела нет“».
Есть здесь и культурный аспект. «Тут дело еще в том, как рассматривается акт
насилия не с юридической точки зрения, а с человеческой — в той среде, где они выросли и живут, — рассуждает Бронникова. — В российской культуре
принято полагать, что ответственность за изнасилование лежит на женщине — хотя юридически за преступление всегда несет ответственность насильник. Но у нас акт насилия не считается чем-то драматичным, ужасным, унизительным или каким-то образом поражающим жертву в её правах. Всё, что связано с изнасилованием, у нас стыдно: стыдно быть изнасилованной, стыдно терпеть, стыдно подавать в суд». Мохова соглашается: «Презумпция вины и стыд — главные сдерживающие факторы, с оглядкой на которые женщины не решаются обратиться в правоохранительные органы, не фиксируют сам факт
насилия, а значит не помогают найти и наказать виновного». А насильники цинично этим пользуются. Такое впечатление, что вся страна бывшая в прошлом под гнетом насилия, считает его делом обычным, и хуже того, осуждает жертву насилия за откровенность и огласку.
Татьяна отчетливо помнит ощущение стыда. Мама и отчим то уговорами, то силой пытались заставить её забрать заявление. В отделении, казалось,
нарочно переспрашивали про самые отвратительные подробности. «Общее мнение было такое, что я его посадила из каких-то своих личных побуждений, — вспоминает девушка. — И что я — дрянь».
После суда, на котором В. дали три с половиной года, Татьяна уехала
из города. Как-то сама собой разладилась дружба даже с верной подругой
Аленой. Мать о том, чтобы общаться с дочерью, которая «донесла
на родного человека», и слышать не хотела. В Петербурге, куда девушка переехала из Котласа, она получила образование, нашла работу — и завела социальные сети.
Нигде и никогда за эти десять лет она не рассказывала о том, что с ней
случилось дома. Флешмоб "я не боюсь сказать" вдохновил девушку на первую
за это время поездку домой. Впрочем, написать в соцсетях о своей
истории Татьяна не решилась. «Я читала и читала, плакала, представляла, сколько нас таких, и волосы на голове шевелились, — говорит она. — Но писать не стала, духу не хватило». Тем не менее, Татьяна знала, что отчим вышел из тюрьмы. Слышала, что он снова стал жить с ее матерью.
И решила, что все вместе они смогут обо всем, случившемся десять лет
назад, поговорить.
Именно поэтому ранним августовским утром она стояла под окнами квартиры, в которой родилась, выросла и была изнасилована.
Сообщение отредактировал Svetanaris - Понедельник, 10.07.2017, 06:07 |
| |
| |
