| Svetanaris | Дата: Воскресенье, 09.07.2017, 05:53 | Сообщение # 1 |
 Королева
Группа: Амазонки
Сообщений: 142
Статус: Offline
| В памятке для переживших насилие, которую составил центр «Сестры», написано: «В высохшем состоянии следы спермы и крови на тканях или иных предметах могут сохраняться длительное время. Однако определить наличие спермы в организме можно в считанные сутки после происшедшего. В первые 12 часов из полости рта, в первые трое суток из прямой кишки
и первые пять суток из влагалища». Никакой такой памятки Татьяна,
разумеется, не читала. Рассвет она встретила в отделении милиции:
допрос к тому времени длился около трех часов. К началу рабочего дня
подъехал следователь из прокуратуры — вместе с ним девушка
отправилась в областной центр на судебно-медицинскую экспертизу.
«С женщиной, как правило, говорят мужчины. Они её опрашивают во всех подробностях. Все это очень неприятно», — говорит основательница «Сестер» Мария Мохова. Представитель Следственного комитета возражает на это, что разговор необходим — как правило, жертва помнит все детали только сразу после случившегося, а для того, чтобы возбудить дело, детали необходимы. По мнению следователя, возбужденное и доведенное до конца уголовное дело — и в интересах государства, и в интересах жертвы: «Если изнасилование — это уголовное преступление, значит государство
заинтересовано в наказании насильника. А жертва должна быть заинтересована, потому что это торжество справедливости».
С точки зрения психологии, однако, все несколько сложнее. «Правильно, чтобы насильник понимал, что его действия наказуемы, но, если говорить о терапии травмы, то, насколько он наказан, абсолютно не влияет на реабилитацию
жертвы», — говорит действительный член Нидерландского института психологов Светлана Бронникова, в прошлом работавшая в мужской тюрьме
в отделении для рецидивистов. В каком-то смысле даже наоборот:
допрос, следственный эксперимент, очная ставка — всё это способы
редраматизации травмы. Жертва словно переживает все случившееся заново —
к тому же в присутствии свидетелей, которые ей не то чтобы сочувствуют, а скорее проявляют любопытство.
Татьяна два с половиной часа просидела на стуле в коридоре лаборатории
судебно-медицинской экспертизы — не пила, не ела, не переодевалась и не мылась. Потом пожилая женщина в потрепанном халате вызвала ее в кабинет. Бросила: «Раздевайтесь». «И стала брать отовсюду анализы: мазки, соскобы. Это было грубо и больно, — вспоминает Татьяна. — Она обращалась со мной так, как будто я сама [с собой] всё это и сделала.
По-моему, я плакала».
Так называемый rape kit — набор всего, что может понадобится для тестов при подозрении на изнасилование (формы для документов, баночки для крови, мазки и так далее) — в США и Европе есть у всех, кто может столкнуться с жертвой сексуального преступления: от врачей до полицейских. «Тесты можно провести быстро, не травмируя и без того травмированную женщину, — объясняет Мохова. — Увы, у нас это не так, потому что женщина, заявившая об изнасиловании — потенциально объект недоверия. Её не берегут и не жалеют. Она будет вынуждена терпеть косые взгляды и слышать что-то из разряда „сама напросилась“».
Татьяна говорит, что ей «повезло» — её случаем занимался молодой следователь из Архангельска, «который очень старался всё делать не так, как
у нас привыкли». «В общем-то, он это дело на себе и вытащил. Потому что больше никого на моей стороне не было», — вспоминает девушка.
Когда вечером того долгого, почти бесконечного дня Татьяна возвращалась домой, в квартире горел свет. Она до сих пор вспоминает, как, не доходя несколько шагов до входа в подъезд, подняла голову и посмотрела в окна.
«Я открыла дверь. Мама была дома, — рассказывает Татьяна. — Она подошла
и со всей силы влепила мне пощечину. И еще плюнула.
И сказала что-то вроде того, что я хочу В. посадить, потому что завидую её счастью. И что я сама под него легла. В общем, я думала, что всё, что произошло той ночью, — ад. Но ад начался потом».
Сообщение отредактировал Svetanaris - Воскресенье, 09.07.2017, 06:00 |
| |
| |
