| Svetlechok | Дата: Пятница, 06.01.2017, 08:14 | Сообщение # 1 |
 Графиня
Группа: Амазонки
Сообщений: 28
Статус: Offline
| Говорят, что книжки о женских органах забавляют маленьких девочек.Например, в них упоминаются три типа малых губ. Самые маленькие —
треугольной формы. У них две узких, плотно пригнанных складки, которые
почти не видны, поскольку прикрыты наружными губами. Средний тип выглядит
как листок лилии. Он в форме полумесяца или треугольный. Можно
видеть, как он по всей длине будто чуть напух. Большие внутренние
губы в несложенном виде напоминают крылья бабочек. Они треугольные или прямоугольные
и явно четко видны.
Описания Моник Виттиг напоминают работы Джорджии О’Киф*: художница
изображала на своих полотнах цветы таким образом, что невольно возникали
ассоциации с женскими половыми органами.
Да и в ее пейзажах также все испещрено складками, которые
наводят на вполне определенные фривольные мысли. На протяжении многих
веков визуальные искусства фокусировали внимание зрителей на женских
половых органах. Некоторые из таких произведений в высшей степени
стилизованы и имеют ритуальное значение. Уже в самых древних
изображениях, сделанных на стенах пещер, где обитали первобытные люди,
имеются как фаллические символы, так и символы женского начала, притом
и те и другие несомненно связаны с обрядами плодородия.
Ведь раз матриархальные сообщества некогда существовали, значит, само собой
разумеется, в них существовал культ поклонения женским идолам.
До изобретения фотографии к качеству иллюстраций эротическогохарактера редко предъявлялись претензии. В то время гравюры
и картины имели чисто практический смысл, и то, что сегодня считается
эротическим искусством XVII и XVIII веков, было попросту модным
проявлением игривости той эпохи. Подобное искусство было, прежде всего,
описательным; так, иллюстрациям к сонетам Пьетро Аретино (1492–1556),
итальянского поэта эпохи Возрождения явно не хватает эмоциональности.
Гравер мог полагаться на то, что читатель самостоятельно откроет для себя,
перелистывая страницы этой книги (один или в приятной компании), что
именно возбуждает его желание. Только в XIX веке возникла идея, что
искусство призвано способствовать передаче чувств художника тому, кто
знакомится с его произведением, а это уже совершенно иная форма
эротичности. Наиболее известный пример — картина Гюстава Курбе
«Происхождение мира» (1866), которая сегодня находится в музее д’Орсе
в Париже. Глядя на нее, зритель испытывает всю гамму положительных
эмоций. Очевидно, что Курбе пытался нарисовать своеобразную икону, воплощающую
женское начало.
История этой картины примечательна. В XX веке она долгое время
принадлежала французскому психоаналитику Жаку Лакану, однако изначально художник
написал ее по заказу египетского посла в Париже*, в чьем
салоне она и висела, скрытая за зеленой шторкой. Тогдашние правила
приличия требовали соблюдения осмотрительности; как известно, то же самое
в свое время случилось с «Махой обнаженной» Гойи: тогда художнику
были заказаны два варианта картины, так что их первый владелец, фаворит
испанской королевы принц Годой демонстрировал публике только «одетый» вариант
«Махи», и лишь самые близкие друзья принца получали возможность любоваться
«Махой обнаженной». Благоразумие, осторожность в отношении открыто
сексуальных тем в искусстве, по-видимому, коренятся исключительно
в нашем христианском прошлом, однако в мире существуют иные культуры,
в которых понятия красоты и сексуального возбуждения находятся
в тесной взаимосвязи. Японское и китайское эротическое искусство,
которое в последние два столетия стало столь популярным в Европе,
часто принимало форму сексуально откровенной «инструкции по пользованию»,
более того, на свадьбу эротические свитки обычно дарили именно невесте.
Китайская книга для чтения в спальне (так называемая «книга
у изголовья»), созданная, по-видимому, около 100 года нашей эры,
открывается стихотворением, в котором молодая жена так обращается
к мужу:
Свои одежды я сняла, румяна стерла, пудру...
И развернула свиток, что лежал у изголовья.
Возьму себе девицу из простых в учителя,
Чтоб с нею все позиции пройти,
Те, что обычный муж едва ли знает, —
Тьен-Лao их все преподала Хуанди*.
Нет ничего превыше счастья первой ночи,
Какого не забыть, сколь долго ни живи**.
Примечательной чертой японского эротического искусства является то,что на японских гравюрах половые органы изображены с исключительной
детализованностью, и их размеры крупнее, чем в жизни. Когда
влагалище показано крупным планом, оно представлено либо суперреалистично, либо
крайне стилизованно, однако всегда, — с большим почтением
к этому органу. Даже в наши дни в японских заведениях, где
показывают стриптиз, поощряется рассматривание влагалища так сказать «в упор»,
так что к услугам клиентов даже имеются увеличительные стекла. Японские
рисунки отличаются большой свободой выразительных средств, тогда как китайское
искусство менее экспрессивно и гораздо более реалистично
и детализировано. При этом с максимальной детализацией воспроизводятся
именно забинтованные ноги. Это радикальное увечье, которое веками наносили
ногам китайских женщин, в той культуре служило мощным эротическим
символом, и искусство отразило этот факт.
В книге Артура Голдена «Мемуары гейши» (1997), как уже отмечалось выше, немало
рассказано о подготовке главной героини к карьере гейши. Среди
прочего она узнает, как делать особую прическу гейши — «булавочную
подушку». После того, как волосы были смазаны маслом и в них втерли
воск, парикмахер зачесал ей челку назад, а остальные волосы завязал
большим узлом на макушке. Сзади остается небольшая щель, причем
ее оставляют так преднамеренно, поэтому официальное наименование подобной
прически — «момоварэ», или «разделенный персик». Узел же образуется
за счет того, что волосы завязывают вокруг куска ткани, и для
начинающих гейш цвет этой ткани красный. Новоиспеченная гейша Саюри на тот
момент была еще довольно несведуща в вопросах секса, но вскоре один
клиент доверительно сообщил ей, что самый вид такого красного пятна
в волосах вызывает у мужчин сильное желание.
Этолога* Десмонда Морриса** особенно интересует, какие сигналы посылает тело,
чтобы обеспечить выживание наиболее приспособленных особей. Хорошо известно его
объяснение развития женской груди: поскольку мы ходим на двух
конечностях и поскольку самка человека (в отличие от самки
шимпанзе) не подает явных генитальных сигналов, что у нее началась
течка, понадобилось разработать иные сигналы. Грудь своей формой напоминает
ягодицы, а последние стали замещением огромных красных подушек, которые
самка обезьяны демонстрирует во время своего фертильного периода.
Цивилизация создает все новые и новые правила для искоренения форм
провокативного поведения, однако природа все равно нарушает их, подавая
эротические сигналы в каких-то иных местах. Моррис утверждает (правда,
нельзя не отметить, на основании не слишком долгих наблюдений),
что, например, обнаженный пупок во второй половине XX века стал
весьма популярным эротическим символом. Так, на старых картинах и фотографиях
у пупка обычно более круглая форма, однако сегодня вертикальный «разрез»
стал, по-видимому, куда более распространенным — именно тогда, когда пупок
стали обнажать гораздо чаще, чем когда-либо прежде.
В западном искусстве XX века изображения сексуально доступныхженщин неизбежно служили для передачи сексуальных чувств, однако они могли быть
различного рода. Пикассо и Эгон Шиле* восторженно пользовались некоторыми
штампами порнографических изображений — например, изображая женщину,
которая приглашающим жестом разводит в стороны свои половые губы. Это
создает эффект беспечной эротичности, однако когда речь идет о серии Тома
Вессельмана** «Великая американская обнаженка», такая банальная поза многим
покажется отталкивающей. Марлен Дюма***, со своей стороны, принадлежит
к художникам, которые часто используют эротические темы, однако она
не боится подпасть под власть эротических стереотипов. Художники-мужчины,
которые сами себя характеризовали как эротоманов, были способны создавать
великолепные произведения, используя один лишь взгляд своей модели,
ее позу или свое видение женской сексуальности. Ненасытные, истекающие
влагой вагины Бельмера****, возможно, и дают эффект возбуждения, однако
оно всегда будет смешано со страхом и отвращением. Не все
эротоманы обожают женщин. На самом деле, их охватывают двойственные
чувства, и «запойное», непреодолимое сексуальное влечение порой лишь
способ защиты от страха. Вот что об этом писал Филип Рот:
Да, Алекс, ну как тебе не стыдно? Все твои сверстники ужепереженились на порядочных еврейках, развели детей, покупают дома —
как говорит папаша, пускают корни, — продолжают род. А тебя все это
время занимает только пизда. Да к тому же — пизда шиксы*!
Ты на нее охотишься, ты ее щупаешь, нюхаешь, трахаешь,
и что самое позорное, ты только о ней и думаешь — днем
и ночью, дома и на улице. Тебе тридцать три, а ты все
еще бегаешь по Манхэттену с вытаращенными глазами, высматривая девок
в обеденный перерыв. Просто удивительно, как тебя еще не задавил
автомобиль. Тебе уже тридцать три, а ты еще строишь глазки каждой
девице, сидящей напротив в метро, и предаешься на ее счет
гнусным фантазиям. /.../ Ты же, тридцатитрехлетний придурок, нисколько
не изменился с тех пор, когда в школе, поднимаясь на уроке,
прикрывался книжкой, чтобы никто не заметил, что у тебя спереди
выпирает. Глядя на женщину, ты думаешь только о том, что
у нее между ног. Обалдеть можно: ведь и у этой,
и у той, и у всех у них там находится настоящая пизда!
Прямо под платьем!**
Это — типичный подход к анатомии половых органов человека. Потомучто все темы, которые мы обсудили здесь по части идеализации
и эстетизации, также сопрягаются со страхом и отвращением,
которые обсуждались в последней главе. Это же относится
к изображению совокупляющихся пар, независимо от того,
изображены ли они так по художественным или по чисто эротическим
причинам. Не важно, сколько желания и возбуждения человек испытывает
по отношению к влагалищу своей любимой, но некоторые его аспекты
могут представляться довольно отталкивающими. Это состояние напряженности
позволяло многим художникам превратить его в постоянный источник
вдохновения. В 1988 году Готфрид Хельнвайн создал плакат для постановки
пьесы «Лулу» Франца Ведекинда, который вызвал скандал. Фламандский поэт Херман
де Конинк* воспользовался этим весьма неоднозначно в своем
стихотворении «Гетера памяти»:
Когда, наигравшись в прятки,
издевательски медленно,
позевывая почти,
она наконец-то роняет
дорогущие трусики на пол, —
он уже близок к разгадке
тайны «икс»: этого sex’a в lux’e.
Пока она подставляет крылатым ладоням
откровения полные груди —
взирает, весь в пламени, он
на предвечную цель,
чьи губы мольбе нестерпимой его так и не
ухмыльнутся.
У женщин вся мощь — из пещеры, из складок,
из холма Венеры, из раны,
где тщетные ночи укрылись навеки;
они же — играют, над sex’oм и lux’ом паря...
Над взморьем луна, помрачая умы,
Вот так, чуть с презреньем, на всех Моной Лизой
глядит.
Впрочем, это же относится и к обладательницам женского
органа. Даже среди очень самоуверенных женщин немногие действительно горды тем,
как выглядит их влагалище. Во время перформанса под названием
«Промежность» фотограф Яэль Давиде осуществила трансформацию собственного
влагалища в свое лицо, и это сделало ее редким исключением
из правила.
Я люблю себя
|
| |
| |
